К.Е. Ворошилов в тюрьмах и ссылках.

На допросах в Луганской тюрьме К. Е. Ворошилов вел себя стойко. Полиция и жандармы ничего не узнали от него: ни о личной подпольной деятельности, ни о работе Луганской большевистской организации.

Для привлечения к судебной ответственности не было никаких оснований, но его продолжали держать в заключении. Лишь в конце сентября 1907 года министр внутренних дел постановил: «Выслать Ворошилова в Архангельскую губернию под гласный надзор полиции на три года, считая срок с 1 октября 1907 года».

Местом ссылки К. Е. Ворошилову назначили небольшой городок Пинегу в Архангельской губернии. Начался трудный этапный путь. За это время Климент Ефремович близко сошелся с товарищами по пересыльной партии — бывшим учителем Павлом Лагутиным и молодой одесской революционеркой Марией Найдой. обдумал с ними план побега. В Пинеге они привлекли к осуществлению этого плана политссыльных Я. П. Бутырина (Бутыркина), польского революционера, врача В. М. Богутского и при их содействии осуществили задуманное.

В полицейском телеграфном донесении о побеге говорилось:

«Архангельскому губернатору из Пинеги № 795. 22 декабря 1907 года скрылись политические Ворошилов и Найда. Исправник Кунников».

Все попытки полиции поймать скрывшихся остались безрезультатными.

«…Поймать меня не удалось, — вспоминал К. Е. Ворошилов. — В этом была большая заслуга товарищей, которые принимали участие в организации побега, встречали и провожали меня в разных местах, снабжали паспортами, давали приют».

Отбывавшие в Архангельске ссылку большевики снабдили его подложными документами и отправили в Петербург, а оттуда он получил направление в Баку.

К. Е. Ворошилов вошел в состав Бакинского партийного комитета. Вместе с П. А. Джапаридзе, П. Г. Мдивани (Буду), С. С. Спандаряном, И. В. Сталиным, С. Г. Шаумяном и другими большевиками он участвовал в борьбе против меньшевиков и эсеров, разъяснял рабочим ленинские указания и решения V съезда партии.

Умело сочетая легальные и подпольные формы борьбы, Климент Ефремович проводит в это время в Биби-Эйбате большую организационную и политическую работу, вовлекает в ряды профсоюза пролетариев разных национальностей.

«Старые рабочие, — писала газета «Бакинский рабочий», — помнят выступления тов. Ворошилова на рабочих собраниях, помнят, с какой настойчивостью отстаивал он требования и права рабочих. Тов. Ворошилова часто можно было видеть тогда в помещении правления Биби-Эйбатского отделения Союза нефтепромышленных рабочих (ныне дом № 8/1 по ул. Фрунзе). Здесь он беседовал с рабочими, внимательно разбирал их заявления, глубоко вникая в их нужды».

Усилившаяся слежка полицейских агентов и угроза провала вынуждают К. Е. Ворошилова уехать в Петербург. Здесь он был арестован. Его заключили в тюрьму «Кресты», а затем по этапу вновь направили в Архангельскую губернию, в город Мезень, где Климент Ефремович находился до конца октября 1909 года. Затем ему удалось добиться перевода в Холмогоры. Холмогорский исправник получил из канцелярии губернатора следующее уведомление:

«Сделав распоряжение о переводе поднадзорного Климентия Ефремова Ворошилова из Мезенского уезда в г. Холмогоры, предлагаю Вашему Высокоблагородию, по прибытии названного лица, учредить за ним надзор полиции и об исполнении мне донести».

Вместе с другими большевиками К. Е. Ворошилову удается создать в Холмогорах социал-демократическую ячейку. Как ее руководителя, его ввели в комитет колонии политссыльных, избрали председателем товарищеского суда и председателем местного отделения общества Красного Креста, которое не только оказывало помощь наиболее нуждающимся политссыльным, но и содействовало организации и финансированию побегов. При участии Климента Ефремовича холмогорские ссыльные-большевики проводили дискуссии с меньшевиками и эсерами, разъясняли случайно примкнувшим к ним ссыльным ленинские взгляды. Таким образом, и в ссылке, под надзором полиции, К. Е. Ворошилов не прекратил своей революционной деятельности.

В связи со смертью Л. Н. Толстого политссыльные отправили в газету «Русские ведомости» следующую телеграмму: «Политические ссыльные города Холмогор выражают глубокую скорбь по поводу смерти страстного искателя правды, великого художника слова, будильника мысли, Льва Николаевича Толстого». В числе подписавших сообщение и Ворошилов.

В конце ноября 1910 года холмогорские политссыльные узнали о трагедии в Вологодской и Зерентуйской каторжных тюрьмах. В знак протеста против порки розгами политических заключенных некоторые жертвы зверской экзекуции покончили с собой. Весть об этом вызвала бурное негодование и политические демонстрации студентов.

В ответ на эти события В. И. Ленин писал в статье «Начало демонстраций»:

«В самое последнее время зверства царских тюремщиков, истязавших в Вологде и Зерентуе наших товарищей каторжан, преследуемых за их геройскую борьбу в революции, подняли еще выше брожение среди студентов… Пролетариат начал. Демократическая молодежь продолжает. Русский народ просыпается к новой борьбе, идет навстречу новой революции».

В эти дни К. Е. Ворошилов выступил инициатором протеста политссыльных Архангельской губернии против самодержавного произвола и беззакония. В перехваченном полицией письме Климента Ефремовича одному из политссыльных в Мезень говорилось:

«На днях у нас состоялось совещание по поводу зерентуйских и вологодских событий, на котором приняты две резолюции — одна, выражающая наше негодование и возмущение тем издевательствам и насилиям, которые творит правительство и по поводу возмутительной вакханалии, устроенной «зубрами» Г. Д. (Государственной думы, — Ред.) во время запроса левых фракций в Г. Д.; другая выражает наше преклонение перед геройской смертью Егора Сазонова и товарищей… Эти резолюции будут подписаны всеми желающими не только в городе, но и в уезде и отосланы в редакции газет как русской, так и заграничной прессы. На том же совещании было решено известить и других ссыльных, разбросанных по всем градам и весям России. Очень просим сообщить, что предпринято у Вас по этому делу. Если у Вас еще ничего не сделано, то не откажитесь взять на себя инициативу в этом деле. В том и другом случае немедленно нам напишите. Желательно было бы, чтобы Ваша инициатива не ограничилась пределами Вашего града, а коснулась бы и «уголков», на которые, конечно, есть некоторая еще надежда. С тов. приветом К. Е. В.

Частным образом мы посылаем во фракцию соц.-дем. Г. Д. как копию из упомянутых резолюций, так и особое наше обращение к фракции. К. В.

Ответ адресуйте на меня В.

К. Е. Ворошилов и другие политссыльные собрали тогда много подписей под текстом резолюций, осуждавших произвол царизма, добились опубликования этих очень важных по тому времени документов в печати. Таким образом, голос политссыльных Архангельской губернии был услышан общественностью всей страны.

После этого репрессии архангельских жандармов и полиции против политссыльных, особенно против тех, кто подписал резолюции протеста, значительно усилились. Пристально следила полиция за К. Е. Ворошиловым. Его неоднократно обыскивают и в феврале 1911 года заключают в Архангельскую тюрьму.

Полиция и жандармы решили создать против К. Е. Ворошилова и арестованных вместе с ним В. А. Липаева и И. М. Избицкого «громкое дело», добиться сурового приговора и тем самым внести страх и дезорганизацию в колонию холмогорских политссыльных.

И хотя для судебной расправы улик не оказалось, особое совещание при министре внутренних дел постановило: «Продлить Липаеву и Ворошилову срок гласного надзора полиции и высылки в Архангельскую губернию еще на один год, а Избицкого водворить для дальнейшего отбытия надзора полиции в Печорский край».

Несгибаемый большевик Ворошилов и в Архангельской тюрьме стал организатором борьбы заключенных против произвола тюремщиков, провел две голодовки — пятидневную и восьмидневную. Начальник губернской тюрьмы доносил Архангельскому губернскому жандармскому управлению (в октябре 1911 года):

«…Уведомляю Вас, что Климентий Ворошилов во время содержания во вверенной мне тюрьме с 24 февраля по 10 августа сего года был три раза подвергнут дисциплинарным взысканиям: 24 февраля за нарушение тюремных правил заключен в карцер на 7 суток; 28 марта за подстрекательство арестантов к незаконным требованиям — на 7 суток и 1 июля за нарушение правил во время прогулки также на 7 суток.

Кроме перечисленных взысканий Ворошилов часто подвергался заключениям и выговорам за целый ряд нарушений тюремного порядка. Вообще, содержась в тюрьме, Ворошилов отличался крайне дурным поведением и строптивым характером, ведя себя вызывающе дерзко по отношению администрации и надзора, причем своим примером производил дурное влияние на других арестантов, склоняя их к нарушению тюремного порядка и дисциплины. Так, например, под непосредственным руководством Ворошилова арестантами, содержавшимися в одной с ним камере, была объявлена голодовка, мотивированная недовольством применяемыми к ним тюремными правилами, основанными на букве закона. Ввиду такого неодобрительного поведения Ворошилова в последнее время он был совершенно изолирован от других арестантов и помещен в отдельную камеру».

Больного и обессиленного голодовкой и тюремными карцерами Ворошилова с очередной партией «политических» отправили по этапу в уже знакомую ему Мезень, а затем еще дальше — в беломорский поселок Долгая Щель, почти у Полярного круга. Здесь совсем недавно отбывал ссылку его друг, петербургский рабочий Т. Е. Вилков, и Климент Ефремович писал ему из ссылки:

«Здравствуйте, дорогой дядя Трофим… С 15 февраля по 10 августа находился в Архангельской тюрьме, а по 3 сентября — в этапе, шествуя в твою хваленую Долгую Щель… Был арестован в Холмоторах вместе с двумя товарищами… Судебным порядком не рискнули жандармы преследовать, т. к. сознавали, что оскандалятся самым решительным образом, поэтому все пошло в административном порядке, а в результате год набросили. Архангельская тюрьма — это настоящий застенок… Сидел несколько раз в карцерах и простудил чертовски ноги, схватил ревматизм и теперь почти калека. Лечиться здесь, понятно, нечего и думать, и вот сижу тут, у Белого моря и жду погоды».

Климент Ефремович хорошо понимал, что остаться на зимовку в Долгой Щели в его положении означало обречь себя почти на неминуемую гибель. Поэтому он через местное полицейское начальство обратился к архангельскому губернатору с прошением, в котором писал:

«Я, сидя в Архангельской тюрьме, в карцерах этой тюрьмы настолько простудил ноги, что одно время, там же в тюрьме, не мог пользоваться 15-ти минутными прогулками, предоставленными арестантам. О моей болезни известно тюремному врачу и фельдшеру, у которых я лечился, поскольку это было возможно. В настоящее время я крайне нуждаюсь в систематическом лечении, а в условиях, в которых я живу, невозможно никакое лечение. Прошу Ваше Превосходительство, если не найдете возможным разрешить мне проживание в г. Мезени, распорядиться о переводе меня в Печорский край или еще куда-нибудь, где бы я смог начать необходимое лечение».

Случаи гибели политических ссыльных от болезней и тяжелых условий жизни были тогда довольно частыми, и сведения о них, проникая в печать, доставляли немало беспокойства местной и центральной власти. Видимо, боясь огласки, губернатор распорядился «поднадзорного Климентия Ворошилова водворить в г. Мезень, установив за ним тщательное наблюдение».

В Мезени Климент Ефремович включился в деятельность группы местных политссыльных, восстановил связи со своими товарищами, отбывавшими ссылку в Холмогорах, Пинеге, губернском центре. Все это не осталось незамеченным. В результате — обыски и новые этапы. В марте 1912 года «ввиду неодобрительного поведения» Ворошилова загоняют в самые глухие углы уезда — в Юрому, Усть-Вашку, Дорогорское.

В июле 1912 года К. Е. Ворошилов был освобожден от гласного надзора полиции. Наняв на последние гроши подводу, он немедленно выехал в Архангельск, а затем и за пределы губернии, направляясь в Донбасс. Вместо трех ссылка затянулась на пять лет.

Еще в Холмогорах К. Е. Ворошилов познакомился с политссыльной Екатериной Давыдовной Горбман. Она родилась в 1887 году в Одессе, в бедной семье. В пятнадцать лет начала работать, рано включилась в революционную деятельность. В 1907 году, после второго ареста, была отправлена в Архангельскую ссылку, в Онегу, а затем — в Холмогоры, где и встретила К. Е. Ворошилова. Они полюбили друг друга и навсегда соединили свои судьбы. В 1910 году Екатерина Давыдовна была освобождена и уехала в Донбасс, где и ждала Климента Ефремовича.

По дороге в Донбасс К. Е. Ворошилов заехал в Петербург, ознакомился там с решениями VI (Пражской) Всероссийской конференции РСДРП, ленинскими статьями в «Правде» и «Социал-демократе», получил подробный инструктаж по выборам в IV Государственную думу.

В Донбассе устроиться на работу оказалось нелегко, К. Е. Ворошилов по-прежнему числился в «черных списках». В Алчевске друзья определили его на работу в свою кооперативную пекарню. Это было весьма кстати, так как позволяло ему открыто встречаться с рабочими и их семьями. «Четыре месяца я работал довольно активно, — писал позднее К. Е. Ворошилов — …На заводе обретались наши революционные силы, и он представлял собой довольно значительную революционную единицу».

Под руководством К. Е. Ворошилова в Алчевске проводилась избирательная кампания по выборам в IV Государственную думу по рабочей курии. Рабочие избрали уполномоченными своих надежных представителей и тем самым содействовали победе в избирательной борьбе: депутатом Думы от рабочей курии Екатеринославской губернии был избран большевик Г. И. Петровский.

Полиция и жандармерия продолжали вести за К. Е. Ворошиловым негласное наблюдение. В марте 1913 года после двух арестов ему объявили решение о «мере пресечения недозволенной деятельности» — высылке под гласный надзор полиции на два года в Чердынский уезд Пермской губернии.

Как и в Архангельской ссылке, К. Е. Ворошилов установил здесь связи с политссыльными, вел политическую работу среди местных жителей. Революционная деятельность Ворошилова была хорошо законспирирована, и только благодаря этому он наряду с другими попал в список политссыльных, подлежавших амнистии в связи с празднованием трехсотлетия царского дома Романовых: срок Пермской ссылки Климента Ефремовича был сокращен на один год.

13 марта 1914 года К. Е. Ворошилов вместе с Екатериной Давыдовной, добровольно делившей с ним эту ссылку, выехал в Донбасс.

В Луганске Климент Ефремович вновь оказался безработным; усилилась за ним и полицейская слежка. Все это вынудило его покинуть Донбасс, искать работу в других местах.

Первая мировая война застала К. Е. Ворошилова в Царицыне, где он работал на орудийном заводе. Там вместе с С. К. Мининым, с которым он познакомился еще в Архангельской ссылке, и другими товарищами К. Е. Ворошилов создал общество рабочих потребителей, организовал рабочий хор. Под прикрытием этих легальных организаций они проводили политическую работу в массах, а с началом первой мировой войны — антивоенную агитацию.

«К Ворошилову, — писал товарищ и друг Климента Ефремовича той поры рабочий П. В. Жидков, — частенько заходили старые луганцы. Засиживались допоздна, вели душевные простые разговоры. Говорили, конечно, и о войне. — Эта война в интересах буржуазии, — твердо заявлял Ворошилов, — мы друзья с германским народом. Я возьму винтовку, когда начнется война против помещиков и фабрикантов. Я за революционную войну».

Доме в Холмогорах на ул. Песошникова где в 1909 — 1911 годах отбывал ссылку Ворошилов.

Инфо: https://statehistory.ru/

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

10 + 7 =