Деревянное зодчество Холмогорского района. По материалам Игоря Грабаря
Никольская церковь в Панилове Архангольской губернии Холмогорского уезда (1600 г.)
Церковь эта еще древнее белослудской и, быть может, древнее всех церквей, дошедших до нас в безусловно нетронутом виде. Она была освящена в 1600 г. и, вероятно, срублена в 1599 г. [Клировая ведомость за 1902 год.].
Нет возможности передать то исключительное впечатление, которое она производила. Покривившаяся, с выпяченными кое-где бревнами, она грозила рухнуть при малейшем порыве ветра, и было жутко стоять в ветреный день подле ее скрипевших стен. Но уходить от них не хотелось, как не хотелось покидать и ее внутренних помещений, если удавалось забраться в них. Ее необычайная подлинность странным образом манила к себе, почти гипнотизировали ее никем никогда не порченные стены, древний лемех и все еще слюдяные оконца. Недавно она была разобрана до основания и сложена вновь, при чем былое ее очарование, в значительной степени основанное на гипнозе подлинности, неминуемо должно было исчезнуть [Само собою разумеется, что это не упрек по адресу руководившего работами Д. В. Милеева, архитектора, тонко чувствующего красоты древнерусского зодчества. Паниловская церковь неминуемо должна была рухнуть, и ничего другого не оставалось, как перебрать ее с основания, заменяя наименее надежные из бревен новыми, что и было исполнено с применением самых точных и вполне научных приемов. И если церковь что-либо утратила, то только свою ничем не заменимую нетронутость.].
В этом же типе и Сретенская церковь в Красной Ляге Каргопольского уезда, построенная в 1655 году. Восьмерик ее только несколько более вытянут в вышину и удлинен шатер, к тому же она лишена своей живописной некогда галереи и крыльца, следы которых еще можно видеть по гнездам в срубе. Кроме того, алтарь y нее раздвоен посредине, образуя как бы два прируба [В. В. Суслов, заметка в “Художеств. сокровищах России”, 1901, № 5, стр. 67. Снимок с нее на табл. 50, там же.].
Изумительно строги, почти суровы в своей величавой простоте эти великаны, вросшие в землю, как бы сросшиеся с нею. Окруженные древними столетними елями, эти храмы часто и сами кажутся издали такими же елями, только еще могучее, еще стройнее высятся их верхи из лесной чащи. С окружающей природой они действительно составили одно неразрывное целое, притом далеко не в одном только фигуральном значении слова: сама природа и позволила, и заставила так рубить храмы, чтобы над ними проносились века. Идея вечности и необъятности Церкви Христовой выражена здесь невероятно сильно и до последней степени просто. Простота очертаний достигла в них до высшей художественной красоты, и каждая линия говорит за себя, ибо она не принужденна, не надуманна, a безусловно необходима и логически неизбежна. Как великолепны пропорции частей, как разумны и очаровательны декорации, нужные для выразительности храма!
Храм с основания до главы, с своими жизненно необходимыми повалами, с своими священными бочками алтаря и трапезной, с своим величественным шатром — весь срублен из расширяющихся или суживающихся венцов, образующих все эти формы. Как, в сущности, проста и как монументальна их вековая незыблемость. Украшения до того просты, что на первый взгляд кажется, будто их и нет совсем. Ни одной назойливой, вульгарной, шокирующей черточки. Чешуя-лемех сплошь покрывает главу, шею, шатер и бочку и своей дробностью прекрасно оттеняет мощность срубов, украшая и смягчая стремительность уходящей вверх кровли [Рубка шатров произведена здесь в силу необходимости “в лапу”, т. е. без выпускных концов; ниже кровель срубы обычно рубились “в обло” — с выпускными концами.]. Обрезные концы “полиц” и “спусков” кровель, умеренная декорация служебных частей, главным образом крылец — вот все, что художник-зодчий разрешал себе приукрасить. И здесь он обнаруживал поистине редкостное чувство сочных пятен, которых достигал, мастерски играя эффектами света и теней. Он часто пользовался пленительной неожиданностью ракурсов и всегда искал красивых силуэтов.
Церковь Дмитрия Солунского в Челмохте Архангельской губернии Холмогорского уезда (1685 г.)
Эта замечательная церковь давно уже обшита тесом, благодаря чему прекрасно сохранилась, причем самая обшивка производилась в старину не так, как в новейшее время. Прежде обшивали “в притес”, т. е. прибивали одну тесинку непосредственно подле другой, тогда как нынче чаще обшивают “в закрой”, накрывая верхнюю часть доски нижним краем следующей, что значительно более искажает чистоту линий и форм. При прежних обшивках ничего не искажали — ни рисунка шатров, ни формы бочек, ни окон, которые в челмохотской церкви Дмитрия Солунского остались такими же крошечными, какими были и встарь. Правда, как шатер, так и главки и бочки потеряли свою чешую, и бочка главного алтарного прируба не имеет главы, оставшейся только на придельном, но все же и в нынешнем своем виде церковь эта производит чрезвычайно своеобразное впечатление. Совершенно нетронутой она осталась внутри, где особенно интересна трапеза. В другой церкви в той же Челмохте, освященной в 1709 г. [Клировая ведомость за 1902 год.] во имя Рождества Богородицы, бочки поставлены снова не по осям четырехугольника, a по диагоналям. Она гораздо хуже по пропорциям, имеет на алтарном выступе несоответственно громоздкую бочку, и все окна ее расширены.
Имея план клетских церквей, пятиглавые шатровые храмы имели и развитие, подобное клетским. При устройстве приделов встречалось то же неудобство, что и y тех, как мы видим в мезенском соборе, где декоративный верх придела тесно примыкает к северной стене храма, вызывая так называемые затеки в своей кровле.
Зосимо-Савватиевская и Никольская церкви в Зачачье Архангельской губернии Холмогорского уезда (1687 г.)
Он построен в 1687 году и по плану, по рубке стен его мощного восьмерика и по широкому размаху совершенно тождествен с лучшими восьмериковыми храмами — паниловским и вершиногеоргиевским. Но вместо шатра восьмерик его неожиданно завершается восьмигранным же “кубом”, грани которого в верхней части постепенно переходят в круглую длинную шею, увенчанную главой. Едва ли можно допустить, что эта красивая, но слишком прихотливая и жеманная форма современна суровым архаическим стенам храма. Церковные клировые записи дают некоторое объяснение этого загадочного куба, явно навеянного той формой покрытия украинских церквей, которая известна под именем “бани”. Оказывается, что в 1748 году в “верх” церкви ударила молния и расщепила его, не произведя, однако, пожара. Этот “верх”, т. е., несомненно, шатер, был тогда же отстроен заново и тут-то, конечно, и получил свою затейливую форму [Клировая ведомость за 1902 год.].
Установка на кубе пяти глав не представляет никаких затруднений и притом легко исполнима согласно установившемуся порядку, т. е. по углам храма. Недаром кубоватые храмы обыкновенно пятиглавы, по крайней мере, в своей главной центральной массе.
К числу таких же редких покрытий надо отнести и то явное подражание куполу, которое мы видим в Зосимо-Савватиевской церкви в Зачачье.
Восьмерик, поставленный на нижнем четверике, снаружи весь обделан округло и воспроизводит обычный во второй половине 18-го века тип каменного храма.
Ильинская церковь в Чухчерьме Архангельской губернии Холмогорского уезда (1657 г.)
Она построена в 1657 году [Клировая ведомость за 1902 год.] и сравнительно хорошо сохранилась. На большом квадратном основании, покрытом “по-полатному”, на четыре ската, размещено девять глав по углам и по осям его с одной главой в центре, поставленной на шатре. Хотя обшивка и нарушила чистоту форм храма, но благодаря тому, что она произведена уже давно, она не внесла с собою того неприятного пошиба, который искалечил большинство северных церквей. Примитивность соединения шей малых глав с плоской кровлей имеет место, как мы видели, и в некоторых
Колокольня в Ракулах Архангельской губернии Холмогорского уезда (конец 17 века)
Это уже не пятистолбная, a девятистолбная колокольница. Она поставлена, насколько можно судить по сбивчивым сведениям клировых записей, в конце 17-го или начале 18-го века [Клировая ведомость за 1902 год.]. Столбы ее также поставлены наклонно к среднему, и кровля состоит из центрального восьмигранного шатра и угловых четырехгранных шатриков. По существу, этот прием благодаря случайному пятиглавию еще более декоративен, нежели кимженский, но зато четыре угловых главки дали известное оправдание квадратному основанию.
Колокольня о девяти столбах отличается, несомненно, гораздо большей устойчивостью, нежели о пяти и особенно о четырех, так как при четырех столбах подгнивание одного из них уже грозит гибелью всему сооружению, при восьми же столбах риск этот значительно уменьшается. Еще более устойчивым в данном отношении, a также и при сопротивлении ветру, было бы расположение столбов не по квадратному плану, a по восьмиугольному. Такой прием в своей первичной форме, т. е. в виде навеса, до нас, к сожалению, не дошел, но только при этом расположении столбов шатровая форма окончательно потеряла бы свою декоративность. В ракульской колокольне замечается еще одно чрезвычайно важное усовершенствование, состоящее в том, что столбы ее, врытые в землю, для большей устойчивости сооружения одеты срубом. К сожалению, сруб этот закрыт в 80-х годах минувшего столетия тесовой обшивкой очень дурного вкуса, и вся эта стройная, прелестная по пропорциям колокольня утратила теперь почти все свое былое очарование. В. В. Суслов, видевший и обмерявший ее еще до обшивки, сделал рисунок ее в первоначальном виде, показывающий, что она в общих чертах имеет очень много общего с колокольницей в Имже и между прочим такую же узорную обработку верхней части пролета для звона [“Очерки по истории древнерусского зодчества”, Спб. 1889, табл. V (12).].
Однако и этот прием еще не достаточно обеспечивал прочность сооружения, так как главная его конструктивная основа — столбы — оставались врытыми в землю и, конечно, скорее всего подвергались гниению. Следующим шагом вперед была установка столбов не на земле, a на срубе или, вернее, в самом срубе. Для этой цели на одной трети высоты от верха сруба подводились под столбы балки, или “переводы”, концами своими врубленные в сруб. Таким образом, опираясь на балки, столбы были зажаты срубом, что придавало им требуемую устойчивость. Выше звона на столбы нарубались бревенчатые венцы, устроенные “повалом”, для известной цели отвода воды от основания сруба.
Иконостас Никольской церкви в Зачачье Архангельской губернии Холмогорского уезда (1687 г.)
Это уже не архаический иконостас, состоящий из простых полок, a целая иконостасная композиция, в которой иконы распределены по ярусам в строгом порядке, принятом русскою церковью. Сначала идут иконы местные, потом праздников, еще выше апостолы и над ними пророки. Иконы стоят уже не просто одна подле другой, a отделены вертикальными брусьями с узорными колонками. Иконостас этот, несмотря на различные поновления 18-го века, производит глубокое впечатление, ибо проникнут строгим молитвенным духом, передающимся входящему в храм. Отношения верхних фигур к нижним рассчитаны так удачно, что уменьшающийся кверху масштаб их дает впечатление перспективного сокращения, отчего храм почти вдвое вырастает в вышину. Впрочем, потолок его и без того значительно приподнят по сравнению с другими.
Когда в конце 17-го и особенно в начале 18-го века в Россию нахлынули с запада новые мотивы декорировки, замысловатые и вычурные, — север не остался чужд и их. Новые веяния прежде всего отразились в резьбе иконостасов, в которых появились элементы стиля барокко. Само собою разумеется, что все они были до неузнаваемости переделаны, получили налет забавного провинциализма, но зато утратили свой явно западный характер и, напротив того, получили какой-то чисто русский и вполне народный пошиб. В иконостасах появились резные из дерева фигурки — примитивные скульптуры, иногда целые группы в роде голгофы, помещавшейся на самом верху. По Северной Двине славился во второй четверти 18-го века резчик Кокорев, которого рядили и выписывали за тысячу верст, как мастера исключительного дарования. Его иконостасов сохранилось еще много, главным образом в Холмогорском уезде, и одним из лучших образчиков его искусства может служить иконостас Петропавловской церкви в Шастозере, или, по-местному, просто в “Шастках”.
Иконостас Петропавловской церкви в Шастозере Архангельской губернии Холмогорского уезда (1739 г.)
Второй ярус завершается здесь целым рядом резных шестикрылых серафимов, сделанных в виде красивого по силуэту орнамента, a над первым ярусом поставлены двукрылые ангелы. Вся композиция этого иконостаса со всеми его деталями должна быть отнесена к творчеству народному, ибо по своему духу она совершенно тождественна как с резными предметами обихода, так и с лубками, игрушками, набойками или пряничными досками.
Оригинальный текст Игоря Грабаря не менялся. Некоторые объекты, представленные в данном труде, уже не существуют, но надеюсь, что останется память о них.
Берегите памятники культуры, дорогие жители Холмогорского района!