Жилец вершин: Умберто Эко и его удивительные романы.

Почему миланский профессор стал одним из главных писателей ХХ века.

Он родился 5 января 1932 года в маленьком итальянском городке Алессандрия, который впоследствии воспел в одном из своих знаменитых романов. Романы эти, впрочем, были для него поначалу больше развлечением — к моменту выхода первого, «Имя розы», Умберто Эко уже был ученым с мировым именем, одним из главных специалистов по семиотике. Но литературная слава оказалась действительно всемирной, так что, когда он умер 19 февраля 2016 года, его оплакивали тысячи коллег — но миллионы читателей. Журналист Алексей Королев для «Известий» вспоминал, как Умберто Эко создал жанр, которого до него не существовало.

Рукопись, созданная в монастыре

Принято думать, что вторую половину жизни он прожил богатым человеком. Тираж «Имени розы» превышал 10 миллионов копий плюс киноправа, да и остальные романы расходились весьма хорошо. Квартира в Париже, квартира в Милане, огромная, на пьяцца Кастелло, 13, в пятиэтажном доме с рустованным цоколем и видом на замок Сфорца. Шестиметровые потолки позволяли не чувствовать себя подавленным в окружении 30 000 книг. Еще 20 тысяч Умберто Эко перевез в свой загородный дом в Монте-Чериньоне, крохотном местечке в регионе Марке, где писатель проводил лето, рождественские и пасхальные праздники. Дом этот когда-то служил иезуитским монастырем, в чем поклонники Эко находили едкую иронию, столь свойственную автору лучшего детектива о монахах. Правда мало кто знал, что история эта — что естественно для человека, чья фамилия стала чуть ли не синонимом терминов «семиотика» и «постмодернистская литература» — с двойным дном. Бывший монастырь — ну как монастырь, просто большой дом, в котором некогда квартировали монахи, — Эко купил в 1976 году, еще до всякой всемирной славы. «Имя розы» и писалось в основном здесь. В простой на первый взгляд биографии Эко таких «пасхалок» немало.

Его почти официальным титулом на родине был просто «Профессор», и эту историю все читатели Эко по всему миру знают именно в таком виде. Дескать, жил-был профессор истории, книжник в вязаном кардигане, знаток средневековой культуры, семиотик с европейским именем, лукавый интеллектуал. Однажды ему почему-то «захотелось отравить монаха» (как писал сам Эко). В результате родился один из лучших детективов XX столетия, роскошный роман, в котором свое находит читатель любого уровня гуманитарной подготовки. Кто-то — отличную криминальную историю с блестящей развязкой, кто-то — образцовый исторический роман о ключевом, хотя и многими подзабытом эпизоде итальянской истории начала Позднего Средневековья. Кто-то — виртуозную интерпретативную прозу, в которой сюжет и хронотоп абсолютно вторичны.

Профессор бондоведения

Разумеется, профессором (в прямом смысле) Умберто Эко был. Преподавал в Болонском университете, старейшем в мире, а также в Милане, Турине, Флоренции. При этом почти всегда параллельно работал где-то еще — сперва в RAI, общенациональной телерадиокомпании, редактором культурных программ, потом, много лет — в издательстве Bompiani (о чем впоследствии будет «Маятник Фуко»). Великим медиевистом Эко трудно назвать, зато еще в молодости весьма значительную работу он написал о Джеймсе Джойсе, а еще одну — о Джеймсе Бонде («Нарративные структуры у Флеминга»). Широта профессиональных интересов была Эко свойственна с юности, никаким книжным червем он никогда не был, игры разума были его естественным состоянием на протяжении всей жизни. (Некоторого кокетства он, впрочем, был не лишен: «Современность я знаю через экран телевизора, а Средневековье — напрямую».) Ничего удивительного в желании «отравить монаха», таким образом, не найти при всем желании.

Обложка книги «Имя розы»

Про значение «Имени розы» для мировой литературы сказано предостаточно, специально останавливаться не будем. О главном, впрочем, часто забывают: роман этот позволил вздохнуть с облегчением тем миллионам читателей, которым количество прочитанных ранее книг мешало взять в руки типовой детектив, что в изобилии стоят на полках магазинов. Между тем в желании погрузиться во что-то одновременно захватывающее и умное ничего постыдного нет. Эко выполнил, таким образом, важную социальную функцию, создав идеальный продукт для довольно сложной аудитории, причем продукт, которого до этого аудитория была начисто лишена. Схожую задачу выполнил спустя 10 лет после «Имени розы» Дэвид Линч, предложив интеллектуалам телесериал, который не стыдно обсуждать на следующий день в академических курилках.

Тем обиднее пересматривать экранизацию Жана-Жака Анно, который нашел, конечно, единственно верное решение, пригласив на роль Вильгельма Баскервильского Шона Коннери, но зато в целом не справился даже с самым верхним, детективным слоем романа и перегрузил свой фильм средневековым макабром самого недорогого свойства. Будут ли удачливее создатели сериала для RAI, выход которого ожидается в этом году (Вильгельма играет Джон Туртурро), — бог весть. Всё же хочется когда-нибудь увидеть, как с этим материалом поработает действительно большой режиссер.

Писатель для читателя

После «Имени розы» Эко написал еще шесть романов, среди которых не было ни одного не успешного у критики и публики, но, разумеется, ни одного даже и близко сравнимого с первым по влиянию и славе. У каждого из поклонников Эко среди этих шести книг есть любимая и нелюбимая; в качестве некоторого подобия консенсуса принято считать, что «Маятник Фуко» из них — самый изобретательный и глубокий, «Остров накануне» — самый формалистский и претенциозный, «Баудолино» — самый увлекательный и легкий для поверхностного чтения, «Таинственное пламя царицы Лоаны» — самый личный, «Пражское кладбище» — самый спорный с нелитературной точки зрения, а «Нулевой номер» можно было вообще не писать.

Ни один писатель в мире так не ценил свою аудиторию, как Умберто Эко

Вероятно, ни один писатель в мире так не ценил свою аудиторию, как Умберто Эко. (В том числе поэтому он так много и скрупулезно возился со своими переводчиками на иностранные языки.) Эко придумал — и всю жизнь был ей верен — теорию, что единственный полноценный интерпретатор текста есть читатель и что по большому счету вообще неважно, что именно хотел сказать автор; важно, что вынесли из текста люди, раскрывшие том на первой странице. «Автор не должен интерпретировать свое произведение. Либо он не должен был писать роман, который по определению — машина-генератор интерпретаций».

Можно сказать, что Эко, всегда неискусно притворявшийся «ненастоящим романистом», достиг наивысшего уровня отстранения творца от своего творения — будучи опубликованным, текст начинает жить своей жизнью, и хотя автору может быть не всё равно, что из всего этого вырастет, ничегошеньки предпринять он уже не в силах. (Об этом — не только эссе, но и «Маятник Фуко» и «Пражское кладбище».)

Привычная знаменитость

Слава его — не писательская, публичная — в Италии была громадна. В XX веке итальянская литература дала миру немало могучих фигур, но д’Аннунцио для тотального обожания был слишком токсичен политически, Кальвино — слишком сюрреалистичен, Моравиа — чересчур монументален, Пиранделло — избыточно академичен. Умберто Эко, il Professore, обаятельный толстяк с «маленькими, как у гейши, ступнями» был свой — похожий на лицейского учителя твоих детей, на доктора или аптекаря с соседней улицы. Жители Монте-Чериньоне берегли покой своего знаменитого соседа не хуже, чем жители Вермонта — покой Солженицына: «дорогу не показываем, на вопросы не отвечаем». Взамен он обустроил в деревне библиотеку и сейчас, после смерти, обеспечивает этому захолустью ровный туристический поток.

Эко хоронили так, как, вероятно, не хоронили вообще ни одного писателя в Италии

Эко хоронили так, как, вероятно, не хоронили вообще ни одного писателя в Италии со времен Мандзони (кстати, там же, в Милане). Прощание происходило в замке Сфорца, прямо в виду писательского дома. В Милане же будет доступна для обозрения (и пользования) вошедшая в легенду библиотека писателя: семья подарила ее государству, не забыв, впрочем, взять за 1200 самых ценных томов компенсацию в 2 миллиона евро.