Холмогорская резьба по кости. История и техника производства (Б.М. Зубакин, 1931 год).

От редакции

Наш Север — единственное место, где сохранилась высокая техника резьбы по кости, и где имеются лучшие в современной Европе мастера.

Между тем, не только за пределами Северного края, но и в самом крае не многие имеют представление об этой интереснейшей отрасли ремесла-искусства, искусства на первый взгляд скромного и интимного, но способного создавать шедевры и подниматься до степеней монументальности. Новый расцвет этого искусства может вернуть нам те времена, когда не существовало грани между так называемым „высоким» искусством и „прикладным”, когда ювелир-резчик Бенвенуто Челлини был столь же велик, как и Микель-Анджело, и когда величайшие м астера станковой живописи—-Буше и Фрагонар— расписывали веера и кареты маркиз.

Страна строящегося социализма— единственная из всех стран мира,где в организации нового быта искусству предоставлены неограниченные возможности, которые без сомнения приведут его к небывалому расцвету. Можно с уверенностью сказать, что в этой организации нового быта и в этом возрождении искусств решающую роль сыграют забытые виды искусств, носящие полупрезрительное название „прикладных**, в числе которых одно из первых м ест занимает резьба по кости.

В настоящее время Холмогоры , обладая лучшими традициями и лучшими мастерами резного дела, стоят накануне того, чтобы сделать эпоху’ не только у нас, но и в Европе. Однако нельзя не отметить при этом, что, сохранив все совершенство техники, накопленной веками, холмогорские мастера в наши дни оторваны от основных художественных течений и от общей художественной жизни страны. Этот отрыв начался еще с середины XIX века, когда вместе с ростом буржуазных отношений в русском искусстве быстрыми шагами пошел процесс, характерный для всех капиталистических стран,— обособления «высоких» форм искусства— живописи, скульптуры и зодчества— от всего, что хоть в малейшей мере приближалось к ремеслу.

С этих пор на холмогорскую резьбу ложится печать провинциализма и плохого вкуса. Мы никак не можем согласиться с автором настоящей книги, будто обращение резчиков к местным северным сюжетам, начавшееся со второй половины X IX века, является бессознательным, инстинктивным возвратом к мироощущению древнего обитателя Севера.

Не отрицая следов влияния на холмогорскую резьбу различных северных народов, что и до сих пор чувствуется в орнаменте, мы тем не менее думаем, что во всех этих „самоедских поездках», во всех брошках с изображением оленя следует видеть не отголосок ненецкой или финно-угорской мифологии, а просто неприхотливый, падкий до экзотики вкус того нового заказчика, который пришел на смену утонченному дворянству и на которого стал работать холмогорский резчик. Именно этот заказчик, выступавший перед кустарем в виде эксплоататора-скупщика, привил нашей резьбе по кости тот реализм плохого пошиба, который до сих пор продолжает в ней процветать из-за отсутствия связи резчиков с выдающимися художественными силами страны. Попытка В. Т. Узикова взять сюжетом для своей работы рисунок современною художника знаменательна, но самый выбор рисунка свидетельствует о настоятельной необходимости помощи резчикам в смысле их сближения с культурными центрами и с нашими большими мастерами.

В связи с этим мы должны отметить наше полное несогласие с тем положением автора, будто двухвековая связь резчиков сначала с Оружейной палатой, а потом с Академией худож еств, со „двором» и с усадьбами магнатов— была всего лишь досадным обстоятельством , воздействовавших им на резное искусство „сверху» и заглушавшим в нем его „самобытность», и что только с середины XIX века эта „самобытность» проснулась в виде изображения оленей, ненецких упряжек, лосей и пр. Хотел или не хотел того автор, но в этом совершенно неверном утверждении заключена реакционная мысль, не допускающая возможности и ныне какого-либо воздействия „сверху «, не позволяющая приобщить холмогорских мастеров к современным течениям в искусстве и подготовить их к выполнению нового социального заказа.

Если уже обращаться к истории, так надо будет признать, что именно постоянная близость к тогдашним художественным центрам, знакомство не только с отечественным, но и с западно-европейским искусством— подняли северную резьбу по кости на такую необыкновенную высоту.

Ныне первым шагом к возрождению резьбы должно явиться установление нарушенного контакта с искусством современности. Препятствием к этому служит не только неосведомленность резчиков о том, что делается в искусстве за пределами Северного края, но и такая же неосведомленность широкой публики относительно самих резчиков.

Думается, что настоящая книга, при всех ее недостатках, может дать достаточное представление о состоянии резного промысла на Севере, его технике и его истории.