Гребенщики да шахматники, что на Двине сыщутся (Из книги Овсянникова О.В. «Люди и города Средневекового Севера» 1971 г.)

C XVII в. северная резьба по кости представлена целой плеядой талантливых мастеров, блеснувших богатством выдумки, виртуозной техникой и занявших одно из первых мест среди русских резчиков по кости. Чтобы выявить условия, которые способствовали успешному развитию северорусского косторезного центра, необходимо рассматривать его в тесной связи с развитием косторезного ремесла в средневековой Руси.

Обилие изделий из кости на домонгольских древнерусских памятниках позволяет предполагать повсеместную распространенность обработки этого материала, относительно широкие масштабы производства и наличие специальных людей, занятых в нем.

Древнерусские косторезы в своих мастерских обрабатывали все основные сорта кости — животную (скотскую), слоновую, «рыбьи зубы» и рог. Употребление того или иного сорта кости определялось как назначением изготовляемой вещи, так и социальным положением ремесленника и заказчика.

В слоях древнерусских городов домонгольского времени, наряду с костяными гребнями, найдены и деревянные (Новгород, Минск, Новогрудск, Торопец). Схожесть техники производства

костяных и мелких деревянных вещей свидетельствует о том, что костяные и деревянные гребни могли делаться «в одной мастерской, одним и тем же мастером. Наличие костяных изделий со следами токарной обработки (в первую очередь шахматных фигур) дает еще один факт тесной взаимосвязи обработки дерева и кости в ту эпоху. Наряду с изготовлением точеной посуды, деталей мебели, токарь мог использовать свои технические навыки для изготовления определенного набора изделий из кости.

Сведения об обработке кости в XIV—XV в. немногочисленны. Раскопками в Новгороде найдено значительное число деревянных гребней и шахматных фигур, наряду с костяными. Таким образом, своеобразная традиция, выражающаяся в тесной взаимосвязи обработки кости и дерева, продолжает существовать.

Следующий период — XVI—XVII вв. — отличается от всего предшествующего времени обилием как письменных источников, так и самих изделий косторезного ремесла.

Наиболее массовым и доступным костяным сырьем, как и прежде, служила «скотская» или говяжья кость и рог. По мере развития косторезного ремесла начала все шире применяться моржовая и мамонтовая кость, единственным поставщиком которой до XVII в. оставался Север.

До присоединения северных земель к Москве промыслы на Севере, которые велись в довольно ограниченных масштабах, принадлежали Великому Новгороду и московским князьям. В XVI— XVII вв. спрос на продукты беломорских промыслов возрос, расширились и масштабы морских промыслов. Крупные транспорты с «рыбьим зубом» шли в XVII в. «в государеву казну» с Мезени. Только в 1614 г. с морских промышленников было собрано «…кости рыбья зубу… большие статьи 3 пуда, да середине статьи 20 гривенок, меньшие 28 гривенок». Общая стоимость кости, отправленной в этом году, по оценке торговых людей Ножевого ряда в Москве, составила 57 руб. 2 алтына 5 денег. В 1662 г. в Кевроль и на Мезень был направлен указ «прислать черные рыбьи кости сколько мочно сыскать, а купить тотчас…» Крестьяне Пустозерского острога, прося освободить их от поездок на остров Вайгач, писали: «А летом ходят на море на Новую землю и по морским островам в больших судах для моржевого промыслу мезенцы, а пенежане на Югорский шар и Вайгач остров, и всякие морские острова ведают».

В тундре в довольно значительных количествах встречалась ископаемая мамонтовая кость.

Со второй половины XVI в. через морские ворота страны Архангельск—Холмогоры на Русь доставляли слоновую кость. Так, только в 1671 г. в Архангельск было привезено 267 штук и 2 бочки слоновых клыков, а в 1672 г. 6 тонн разрезной слоновой кости. Любопытно сообщение об отпуске «Двинского уезда Осипа Васильева сына Зиновьева, с ним городской покупки заморского товара 27 пуд кости слоновой в горбах и в обресках, цена по 20 по 8 алтын пуд…»60. Из Архангельска и Холмогор слоновая кость шла на рынки других городов и, в первую очередь, на московский рынок. О закупке холмогорскими гребенщиками слоновой кости говорит и документ 1670 г., когда холмогорцы не могли полностью выполнить царский заказ, так как во время пожара в лавках у них кость вся сгорела, «а купить де им после ярмонки было не у ково»61. Много кости закупалось в Архангельске и «на государев обиход». Так, в 1636 г. для царской казны было куплено «80 пудов кости слоновой». В то же время холмогорские резчики испытывали порой недостаток в сырье, который компенсировался, с одной стороны, привозом «заморской» кости, главным образом, слоновой, и привозом говяжьей кости из Устюга.

Не случайно, уже в первой половине XVII в. из Холмогор вывозились крупные партии костяных изделий. Интересные записи имеются в таможенных книгах XVII в. по Устюгу Великому. Так, в 1633/34 г. устюжанин Фока Сидоровых привез «с Холмогор» 215 гребней слоновых больших и малых, «50 игор костей зерневых».

Во второй половине XVII в. таких записей больше: в 1676/77 г. холмогорец Андрей Баженин «явил» в Устюге «гребенья слонового 3 фунта», в 1678/79 г. холмогорец Иван Самочерный «явил» «100 гребней слоновых», в том же году холмогорец Иван Гаврилов отпустил к Вятке с Михаилом Шешениным «400 гребенья слонового и говяжьего мелкого»62. «Явки» изделий холмогорцев на рынки Великого Устюга, Вятки и др. городов свидетельствуют о том, что холмогорские резчики обеспечивали не только местный спрос, но и работали на довольно широкий рынок поморских городов.

КОСТОРЕЗНАЯ МАСТЕРСКАЯ XVII В. В ХОЛМОГОРАХ

Во время археологических раскопок на Падракурье рядом с жилой постройкой были обнаружены остатки небольшого производственного помещения, заполненного костяными изделиями, полуфабрикатами, инструментами костореза.

Основным сырьем мастеру служила «скотская» (бычья или коровья) кость — так называемая «цевка». Обломки рогов лося и северного оленя со следами спилов и срезов представлены в небольшом количестве.

Своеобразными заготовками являются и небольшие куски кости, обструганные, со следами спила, по внешнему виду напоминающие карандаши. В дальнейшем они могли пойти на изготовление мелких вещей, например, уховерток. Любопытны небольшие пластины скотской кости, обработанные, как правило, с двух сторон короткими широкими срезами ножа, с правильными круглыми отверстиями. Когда ширина пластины позволяла, на ней делали два ряда таких отверстий.

Основная продукция мастерской — гребни, прямоугольной или слегка трапециевидной формы, типичные для конца XVII— начала XVIII в. Здесь же были найдены пуговицы с двумя дырочками и петелькой. Один из предметов по силуэту напоминает рыбу — голова передана уступами, хвост треугольником. При исследовании остатков жилой постройки рядом с мастерской обнаружены два столовых ножа с костяными ручками. Особый интерес представляют две вещи, выточенные на токарном станке из плотной желтоватой слоновой кости. Они отличаются мастерством и изяществом работы — это шахматная фигурка и пуансон, предназначавшийся для нанесения орнамента на глину.

Для холмогорских резчиков изготовление шахмат было делом обычным, они не раз выполняли царские заказы на поделку шахматных «статей». Так, в ответ на царский указ 1670 г. о поделке для царского обихода десяти шахматных наборов и десяти гребней холмогорцы ответили, что из 23 «мастеровых людей» гребенщиков подобные вещи делали только трое — Дениско Зубов, Ивашко Катеринин и Кирилко Саламатин.

Находка остатков косторезной мастерской с заготовками, изделиями, отходами производства и инструментами интересна тем, что позволяет судить о конкретной обстановке, окружавшей мастера.

ДИНАСТИЯ СЕВЕРНЫХ КОСТОРЕЗОВ

Уже много десятилетий исследователи холмогорской резной кости собирают сведения о северных мастерах, стараются выявить новые имена резчиков. Но следует признать, что мы и теперь еще мало знаем, как создавалась и складывалась северная косторезная школа, каким путем появлялись новые мастера. Есть два имени — братья Семен и Евдоким Шешенины, вызванные в 1650 г. в Москву для работы в мастерских Оружейной палаты. В научной и научно-популярной литературе они получили широкую известность.

В приходно-расходной книге денежной казны Оружейной палаты за 1656 г. упоминается, что государя жалование получили «костяного резного дела токари: Семой Шешенин… и Овдоким Иванов. От 19 марта того же года в книге появляется новая запись: по государеву указу, Холмогорцу Семому Шешенину государево жалование в Приказе 5 рублев, для того, что он Семои взят вновь к государеву делу» .

Обратим внимание на то, что в «бухгалтерском» отчете Оружейной палаты Шешенин назван «Семой» («Семому»), а не Семеном. Вряд ли это следует считать опиской. Слова «Семой» и «Семен» казались очень созвучными уже позднейшим биографам Шешенина, отсюда и появился на свет новый холмогорский косторез Семен Шешенин. Однако имя Семен предполагало наличие в документах несколько иного написания: не «Семой», а «Сенька» или «Сенка».

Теперь обратимся снова к письменным источникам, перелистаем пожелтевшие листы, испещренные скорописью XVII в.

Писцовая книга 1622—1624 гг. фиксирует, что на Холмогорах на Курцове посаде стоит «двор», а живут в нем «Мишка да Ивашка Борисовы, дети Шешенина, молотчие». Судя по данным «письма», к косторезному ремеслу братья не имели никакого отношения. Следующее «письмо» — 1646—1647 гг. застает на том же Курцове посаде семью Шешениных, но уже в несколько ином составе. Вместе с упомянутым Иваном Борисовичем Шешениным живет другой его брат — Прокопий Шешенин, который записан как гребенщик.

Писцовые и переписные книги являлись официальными материалами, т. к. служили основанием для податного обложения. Поэтому, наряду с именами, они записывали и прозвища людей, чтобы впоследствии не было недоразумений. Так вот, Прокопий Шешенин, холмогорский гребенщик, имел «прозвище Семко».

В том, что Пронька («Семко») Шешенин, гребенщик переписной книги 1646—1647 гг., Семой Шешенин, «костяного резного дела токарь» Оружейной палаты, и так называемый Семен Шешенин — одно и то же лицо, нет никаких сомнений. Таким образом, теперь можно полностью назвать имя этого замечательного мастера —Прокопий Борисович Шешенин. Возникает вполне справедливый вопрос: а кто же такой Евдоким Шешенин?

В документах были названы братья Прокопия Шешенина — Михаил и Иван, а Евдокима среди них нет. Может быть, такого мастера не было и документы Оружейной палаты мистифицируют его? Конечно, Евдоким Шешенин был, но не являлся братом Прокопия Шешенина.

В переписной книге 1646—1647 гг. записано, что Иван Шешенин имел сына Евдокима: «а у Ивашки сын Овдокимко». Если обратимся к записи в книге Оружейной палаты 1656 г., то станет ясно, что «корму по 3 р. по 5 алтын» получили Прокопий Борисович Шешенин и Евдоким Иванович («Овдоким Иванов») Шешенин, «костеного резного дела токари».

Значит, в Москву для работы в мастерских Оружейной палаты были вызваны не братья Шешенины, а дядя и племянник. Теперь многие факты и события можно определить более точно, разобраться в существующей путанице. Стало ясным, кто такой Иван Прокопьев Шешенин и какое отношение он имеет к Прокопию и Евдокиму Шешениным.

В середине XVII в. у гребенщика Прокопия Борисовича Шешенина был сын Иван, которому в 1647 г. исполнилось девять лет. Таким образом, Иван Прокопьевич Шешенин приходился не родным братом Евдокиму (и тем более Прокопию), а двоюродным. После работы в Москве Иван Прокопьевич вернулся на Курцов посад, где и застала его перепись 1678 г. Теперь ясно, что Семен Прокопьевич Шешенин — это второй сын Прокопия Шешенина. В 1678 г. Иван и Семен («Ванька да Сенька Прокопьевы дети Шешенина») жили вместе на Холмогорах, на Курцове посаде.

Мы стоим у начала интересного открытия. Много остается неясного, но первые Шешенины уже найдены.

В приведенных документах упоминается косторезный мастер Кирилл Саламатов. Можно было предполагать, что родственники «Кирилки» также занимались косторезным ремеслом. Предположения эти полностью подтвердились. Первый представитель резчиков фамилии Саламатовых известен с 1624 г. Исачко Трофимов сын Саламатов, четочник, жил на Курцове посаде. В середине XVII в. у него был сын Андрей. Но переписная книга упоминает еще одного Саламатова — Петра Исаковича, четочника. Петр Саламатов жил отдельно, своим «двором», имел семью, и был у него сын Кирилко. В 1678 г. Кирилл Петрович Саламатов жил на Курцове посаде и имел двух сыновей — Якушку и Омоску по 5 лет. Вот она, династия Саламатовых: Исак Трофимович, Петр Исакович, Кирилл Петрович.

ХОЛМОГОРСКИЕ КОСТОРЕЗЫ 1-И ЧЕТВЕРТИ XVII ВЕКА.

1. Исак Трофимович Саламатов, четочник

2. Селиван Иванович Выдрин, четочник

3. Андрей Тимофеевич Петухов, четочник

4. Павел Пятово Назарьев, четочник 3. Степан Пятово Назарьев, четочник

6. Кирилл Узинов, четочник

7. Петунька Узинов, четочник

8. Томилко Узинов, четочник

9. Томилко Васильев, костяник

10. Павлик Пятово сын Борово, четочник

11. Меншик Федотович Варашкин, гребенщик

12. Меншик Яковлевич Бурово, гребенщик

13. Демьян Пятово сын Назарьев, четочник

ХОЛМОГОРСКИЕ КОСТОРЕЗЫ СЕРЕДИНЫ XVII ВЕКА.

1. Прокопий Борисович Шешенин, гребенщик

2. Исак Трофимович Саламатов, четочник

3. Петр Исакович Саламатов, четочник

4. Павлик Назарьев сын Петухин, гребенщик 3. Мокейко Васильев сын Петухин, гребенщик

6. Игнашка Васильев сын Петухин, гребенщик

7. Исачко Савостьянов сын Зубков, гребенщик

8. Ортешка Семого сын Крнвоносов, гребенщик

9. Мишка Богданов, сын Сувин, четочник

10. Онфимко Васильев, четочник

11. Петька Ульянов, четочник

ХОЛМОГОРСКИЕ КОСТОРЕЗЫ 2-И ПОЛОВИНЫ XVII ВЕКА.

1. Евдоким Иванович Шешенин

2. Иван Прокопьевич Шешенин

3. Семен Прокопьевич Шешенин

4. Федот Яковлевич Порозов 3. Михаил Яковлевич Порозов

6. Михаил Якимов

7. Кирилл Петрович Саламатов

8. Ивашко Степанов, четочник

9. Ивашка Микулин, гребенщик

10. Онфимко Микулин, гребенщик

11. Иван Васильевич Катеринин, гребенщик

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

семнадцать − одиннадцать =